На другой день, поработав часов до четырёх, Крапивин прямиком отправился домой.
Он нашёл хозяйку чем-то озабоченной и как будто сердитой. Накрыв ему на стол, она ушла в палисадник и занялась грядками. Крапивин основательно проголодался, но ел почти без аппетита. Да и еда ему показалась невкусной - какая-то мешанина из овощей, картофеля и кусочков мяса, и всё это густо сдобрено чесноком и перцем. Не съев и половины, он выпил кружку остывшего чая и отправился к себе.
Растянувшись на кровати, он с часок почитал и даже немного вздремнул. Потом поднялся и стал думать, чем бы себя занять. Наконец, придумал: он собрал рубашки, носки, кое-что из нижнего белья и пришёл к хозяйке просить у неё тазик и стирального порошку.
- Это ещё, что? – возмутилась та. – Вы, что меня, старуху, позорите?
- А, что такое? – опешил Крапивин.
- Он ещё спрашивает. Ни стыда у вас нет и ни совести. Я что, уже без рук, что ли, совсем? Двух тряпок не могу постирать? Да, дожила Елизавета Савишна, нечего сказать.
- Ах, вот вы, о чём? – рассмеялся Крапивин. – Да ведь я только так, чтобы время убить.
- И «так» тоже не позволю. У меня вон машинка – делов-то. Что мне ещё старухе делать? Срамить он меня будет.
Пожав плечами, Крапивин оставил ей свои постирушки, а сам вернулся в комнату и засел за книгу. А ближе к вечеру, он отправился на берег.
К этому времени сгустились сумерки, из-за сопки выглянула оранжевая луна. Заплывать далеко он не стал, а, наплескавшись вблизи берега, выбрался на сушу и долго сидел в приятном оцепенении.
Верно, прошло немало времени прежде, чем он очнулся. Тряхнув головой, он встал, стряхнул с себя песок и начал одеваться. Между делом он покосился на песчаный откос, за которым в прошлый раз пряталась Роза. Жидких кустиков теперь почти не было видно, а вместо них чернели какие-то неясные тени. Он невесело усмехнулся.
Вскарабкавшись наверх, он нашёл тропинку и, словно подгоняемый сзади, ускорил шаг. В одном месте, на спуске в овраг, он больно споткнулся об торчавший из земли корень, ушиб ногу, но устоял.
- Проклятье! – чертыхнулся он, снимая кроссовку и растирая ушибленные пальцы.
Через минуту боль утихла. Он опять обулся и, немного прихрамывая, двинулся дальше.
Хозяйка поджидала его с ужином. Выставляя на стол тарелки, она мурлыкала себе что-то под нос и, кажется, была в настроении поболтать. Крапивин ел и посматривал на неё с удивлением. Впрочем, всё вскоре открылось. Оказывается, у её соседки дела совсем пошли на поправку. Та час тому назад заходила сама и объявила, что чувствует себя превосходно, и что никакого рака у неё не нашли. По этому случаю, они пропустили по стаканчику настойки, так что пока Крапивин ел, рот хозяйки почти не закрывался. Собирала всё подряд, заодно припомнила своего покойного мужа, и между делом даже всплакнула.
- Да, что же это я всё болтаю? – утерев ладошкой слёзы, всполошилась Елизавета Савишна. Она полезла в вырытый под полом погребец и, кряхтя, достала оттуда запотевший бутыль с какой-то мутноватой жидкостью. – Сама настаивала, - похвалилась она, обтирая его концом фартука, - на диком винограде. Отведай-ка, отведай. Такого ты, небось, и не пробовал ещё.
Она вынула пробку и собралась наполнить его кружку.
- Спасибо, Елизавета Савишна, но я, знаете ли, как-то не в настроении, - сказал Крапивин, прикрывая кружку рукой.
- Чего так? – насупилась та. – Или ты, может, брезгуешь? Так это зря - тут, можно сказать, один чистый калорий…
Пришлось солгать - сказать, что запрещают, мол, доктора.
- Много они понимают, эти твои доктора, - проворчала хозяйка, ставя бутыль на стол и усаживаясь рядом. – Им бы только пичкать людей лекарствами, а это… это получше всяких таблеток. Ну, хоть один стаканчик? Сам увидишь, душа так и запоёт. Да, жалко тебе, что ли, уважить старуху?
- Не в том дело… - начал было Крапивин, но, заметив поджатые губы хозяйки, махнул рукой. – Ладно, но только один.
- А кто тебя неволит? Один, так один, - опять засуетилась Елизавета Савишна. – Оно и правильно. Я вон и сама… так, разве что по праздникам. - Она наполнила его кружку и себе плеснула за компанию.
Настойка оказалась немного терпкой на вкус и сладкой, как сироп. Крепость её почти не различалась.
- Ну, и как? – полюбопытствовала хозяйка. – Или ещё не распробовал?
Он поспешил уверить, что настойка действительно хороша.
- То-то же, - засияла Елизавета Савишна. - А то - доктора, доктора… Ты бы поменьше их слушал, доктора. Здоровей будешь. Напридумают себе разных глупостей - им бы только людей с панталыку сбивать.
- А интересно, сколько в ней градусов? – спросил Крапивин. Он чувствовал, как по сосудам разливается тепло.
- Градусов-то? – наморщила она лоб. – А кто ж их, батенька мой, считал… небось, не отравишься, не думай. И как, может, ещё? – И не дожидаясь ответа, снова наполнила его кружку. – Это, чтоб хорошенько утвердилась, - чмокнув губами, заметила она. - С одного-то стакана что? Даже и вкуса не разберёшь. А она у меня слабенькая, так только, пошумит в голове и всего-то.
Делать нечего, он опять выпил и опять похвалил. И действительно, словно вся земная тяжесть вдруг свалилась с его плеч; на душе сделалось легко и беззаботно. Он достал сигареты и собрался выйти во двор.
- Куда это ты? – всполошилась хозяйка. – Тебя кто разве гонит? Кури здесь, я привычная. А вот тебе и черепок, - Она принесла и поставила перед ним жестяную не то кастрюльку, не то миску. – Это от Павлуши, от старика моего осталась. Бывало, вот так же сидим… он, правда, всё больше папиросы курил… он курит, и я тут же где-нибудь. Разговоримся… - Она снова зашмыгала носом, достала из кармана платок и промокнула глаза. – Сейчас, как вспомню, так прямо сердце заходится…
Она говорила и говорила, и её голос сливался в ровное сладкое журчание. Крапивин слушал её почти с умилением, заражаясь приятной сентиментальной грустью. Расслабленный, и почти не ощущая себя, он точно погружался в обволакивающий туман. Лицо хозяйки то расплывалось, то словно проступало опять - такое доброе, простодушное и почти родное.
Сам того не заметив, он тоже вступил в разговор и постепенно так увлекся, пересказывая свою историю с женитьбой, что не заметил, как промелькнуло время.
На двери колыхнулась занавеска - явился кот. Бока его были в пыли, на спине какие-то ворсинки. Он оглядел собеседников, прошествовал до своей миски, обнюхал её, но есть не стал, а, помотав головой и брезгливо отряхнув передние лапы, пришёл и свалился в ногах у хозяйки.
- Тьфу ты, что-то я заболтался, - взглянув на часы, сказал Крапивин. – Да, и вас заговорил совсем. – Он затушил окурок и выбрался из-за стола.
- Да, мне-то чего? – вяло бормотала Елизавета Савишна, однако, тоже поднимаясь. – У меня всё время моё. Хочу вон сплю, а хочу разговоры разговариваю. Это вам, молодым… – Она зевнула в ладошку, глаза у неё слипались. - Да, - вдруг вспомнила она, - я тут, пока слушала, всё хотела тебя спросить. Это ты на днях не с цыганкой ли шёл?
Крапивин отмахнул уже на двери занавеску, но так и замер. Значит, ничего ему тогда не примерещилось, и это её голова мелькнула над забором.
Кот приподнял голову, посмотрел сначала на хозяйку, потом на постояльца. В его насупленной, заспанной физиономии, читалось ленивое неодобрение.
- Конечно, это не моего ума дело, - продолжала Елизавета Савишна, покосившись на кота и принимаясь убирать со стола. - А всё ж послушал бы ты доброго совета. Человек ты, как я вижу, серьёзный, не шалопай какой-нибудь. Жена вон у тебя какая, детишки… Ну, в самом деле, далась она тебе? Да, ладно б ещё путняя какая, а то ж цыганка. Это ж оглянуться не успеешь, как введёт тебя в грех, ну. И будешь потом локти кусать. Ей богу, поостерёгся бы, уж я-то их знаю.
Эти слова, а ещё самая мысль заподозрить его в связи с Розой, вдруг точно обожгли его, как раскалённым железом.
- Вы, видимо, всё не так поняли, - сухо заметил Крапивин, не оборачиваясь. – У меня с ней ничего нет и быть не может.
- А, ну тогда, - смутилась Елизавета Савишна. - Да, ты уж так-то не серчай, я ведь, что, я ведь, как лучше.
- А я вам повторяю, - перебил он, - нас ничего с ней не связывает. И попрошу на будущее, допросов мне не устраивать, понятно?
- Да, что я-то? - совсем потерялась та. – Я только и спросила… Господи, вот не думала. - Она бормотала ещё какие-то извинения, но он вышел и поднялся к себе.
«И что это на меня нашло? – уже через минуту размышлял он, разбирая постель. – Так мило разговаривали».
Нечаянная вспышка гнева поразила его самого - ничего подобного с ним давно не случалось. Сейчас он вспомнил растерянное лицо хозяйки, и волна стыда захлестнула его. Явилась даже мысль пойти извиниться, но как-то не набрался духу. Так и уснул в дурном настроении.
(Продолжение следует) http://proza.ru/2010/06/04/171